— Взвейся! Ты должен взвиться!
Ударь, чтоб сталь зазвенела!
Чтоб рухнула эта темница,
где я так устала
томить согбенное тело,-
чтоб я смогла распрямиться,
плясала и пела.
Перевод В. Леванского
Мой рыцарь юный предан мне
почти как древний стих.
Приходит он, как по весне
вихрь налетает в тишине,
уходит, как в голубизне
звон колокольный в стороне,
где свет преображен.
С глухой тоской наедине
слезу в прохладном полотне
ты прячешь: плач твой тих.
Мой рыцарь юный верен мне,
и он вооружен.
Улыбкою при ясном дне
сияет он, и в белизне
слоновой кости, в тонком сне
его черты, как свет в окне
морозном, жемчуг на стене
и при луне
страницы книг твоих.
Перевод В. Микушевича
Позови меня громко, о друг, позови,
вся я жажду любви, вся я жду у окна.
Здесь, в аллеях платанов, легла тишина;
вечер замер, усталый, давно,-
и темно.
Заключи меня в дом, где я мирно усну,
а не то — я сейчас встрепенусь,
только хрупкие руки мои протяну —
и в далекую ночь, в темноту, в тишину,
изольюсь…
Перевод А. Биска
Где ты, где ты, откликнись милый!
Солнце остыло, в окно заструилась прохлада.
В волнах старого сада
синева поглотила кусты.
Аллеи пусты.
Если в доме моем ты не ищещь крова,
и руки в даль окунать устану.
Вслед за бликами моего зова
в омут окна моего ночного
кану.
Перевод В. Куприянова
Милая, слышишь, я руки вздымаю —
слышишь: шуршит…
Даже и это подслушают, знаю:
в ночь одиночества кто-то не спит.
Милая, слышишь движенье страницы:
это полеты нарушенных дум…
Милая, слышишь, как никнут ресницы:
мнится, и это — волнующий шум.
Шорох неясный, и робкий, и краткий
в сдавленной дали рождает волну,
в шелк тишины закрепит отпечатки,
небо и землю ласкает в плену.
Вздох мой колышет звезду голубую,
облаком легким всклубя;
все ароматы в себя я вколдую,
ангелов лунных я в небе волную;
только одну я не чую —
тебя.
Перевод А. Биска
Слышишь, любовь, шевелю я рукою.
Чу! Шорох рук.
Найду ль, одинокий, движенье такое,
Что не подслушали б вещи вокруг.
Слышишь, любовь, я смыкаю ресницы.
Как, и этот шорох до слуха достиг.
Слышишь, любовь, их попытку раскрыться.
Отчего ж ты не здесь в этот миг!
Движений малых моих отпечаток
Шелковой тишью проступит, как след.
Каждый порыв, как бы ни был он краток,
И каждый мой вздох погрузит, поднимая
Звезду с собой.
У моих губ ароматы сошлись к водопою.
И кисти рук я прозреваю
Далеких ангелов.
(Две последние строки остались без перевода).
Перевод Б. Пастернака
Зачем, зачем?.. Была такая тишь,
И вдруг твои мечты зашелестели
Шагами вдоль оград… Зачем свирели
Не выронишь, души не пощадишь?
Зачем, зачем?.. Звучанье — как темница,
Где быть самим собой перестаешь;
Пусть жизнь сильна — еще сильней цевница,
Когда, тоскуя, жизнь в нее вдохнешь.
Молчанья дай душе, чтоб возвратилась
Туда, где, беспечальны и безмерны,
Венчают Мудрость, Молодость и Милость
Того, кто ускользнул от сладкой скверны
Как крыльями устало бьет душа!
Затем ли ты влечешь ее над бездной,
Паденьем и молчаньем устраша,
Чтоб возвратилась робко, чуть дыша,
Ко мне под окна музыкой любезной?
Перевод В. Топорова
Они — с усталыми устами,
застыли в начатом стихе,
и в их мечты вплелась с веками
тоска — как будто о грехе.
Их лица — схожих ряд овалов,
и все молчанья их равны,
как много-много интервалов
в великой песне вышины.
Но чуть взмахнут они крылами —
пройдет воздушная струя,
как будто Бог в замолкшем храме
провел творящими руками
по темной книге бытия.
Перевод А. Биска
I
Пусть другие на долгих дорогах
поэтов неведомых ждут;
всюду ищут безлюдный приют,
где их юные лютни поют
об истомах и темных тревогах.
Но девушкам счастье дано
не искать — только смех их задорно
журчит, как жемчужные зерна
над серебряной чашей. И знай:
от них открывается каждая дверца
в сердце поэта,
как в сказочный край.
II
Девушки, ваш трепет ожиданья
лишь дано поэту разгадать
и вложить в звучанья и в сказанья:
так, в глубинах звездного сиянья,
мы привыкли вечность созерцать.
Но уста к поэту не склоняйте —
к молодым восторженным устам,-
если даже ласк он молит сам,
потому что в ночь, не забывайте,
снятся только девушки мечтам.
Пусть в саду он бродит, одинокий,
и, как вечных, в сердце вас хранит —
у воды, где шепчутся осоки,
там, где вспыхнут медленные строки,
там, где лютня в комнате висит.
Сумерки. Задумчивые очи
вас не ищут в обликах земных;
он шагает в комнатах пустых
в полусне глубоких средоточий,
или там, в аллеях, он затих.
Голос ваш доносится невольно