их дорожки под желтой листвою
ждут пришествия тишины.
А на озере в вечном круженье
лебедь плавает по волнам.
На сверкающем оперенье
принесет он луны отраженье
к уходящим в тень берегам.
Перевод Т. Сильман
Я — дома между грезою и днем,
где дрема одолела ребятишек,
где старики беседуют все тише,
когда камин пригреет их огнем.
Я — дома между грезою и днем,
где звон вечерний, как привет
прощальный,
а у колодца девушке печальной
зачем-то все тоскуется о нем.
И в липе, милом дереве моем,
недели летние опять проснулись,
от сна ветвями снова отряхнулись
и бодрствуют меж грезою и днем.
Перевод С. Петрова
Хотел бы садом быть — в тени глубокой
все вновь там расцветают сновиденья,
одни — в мечтательности одинокой,
другие — в сладкогласьи единенья.
Словами я настигну их, летящих,
как шорохом вершин, как вод журчаньем,
и в грезы одурманенных и спящих
проникну ясновидящим молчаньем.
Перевод Т. Сильман
Я стану садом, чтобы у фонтанов
мечты к цветам взлетались в свежий ворох,
одни — в задумчивость бесшумно канув,
Другие же — в беззвучных разговорах.
Вслед их шагам слова шептать им стану,
как шорох листьев, нагонять истому,
а в час дремоты, наклонясь к фонтану,
умолкну, чтобы их подслушать дрему.
Перевод С. Петрова
Знаю: тайна жертвоприношенья
каждый вечер так проста —
словно размыкаются уста,
словно вдруг услышаны моленья
на колени ставшего куста.
В небе звезды всходят в те мгновенья,
и за ними всходит темнота.
Перевод Т. Сильман
Всё это там, где крайний ряд лачуг
и новые дома, что узкогрудо
и робко выступают из-под спуда
лесов, чтоб видеть, где начнется луг.
Весна всегда так теплится чуть-чуть,
в бреду подходит лето к этим доскам,
неможется деревьям и подросткам,
и осень лишь повеет чем-нибудь
далеким, примиряющим; зарю
там нежно плавит вечер на равнине;
и брезжит стадо, и пастух в овчине
к последнему прижался фонарю.
Перевод И. Елагина
Мне вечер — книга. Переплета
сверкает пурпур дорогой;
его застежек позолоту
неспешной разомкну рукой.
Читаю первую страницу,
счастливый в сладкой тишине,
затем к другой хочу склониться,
и вот уж третья снится мне.
Перевод Т. Сильман
Мне вечер — книга. С переплета
сверкает алая камка.
Застежек тонких позолоту
ласкает медленно рука.
Страницу первую читаю,
и ластятся слова ко мне.
И над второю замираю,
а третья — видится во сне.
Перевод С. Петрова
Ты, вечер, — книга, что в камчатый
одета переплет, когда ты
застежки золотые мне
вдруг открываешь в тишине.
Страница первая, встречая
приветом, теплоты полна,
бесшумно ворожит вторая,
а третья вводит в царство сна.
Перевод В. Васильева
А вечер — книга. Переплет
в камку закатом залитую
одет. Застежку золотую
рука неспешно разоймет.
Страницу первую читаю —
в ней всё сродни, всё близко мне.
За первой чуть слышна вторая,
а третья видится во сне.
Перевод А. Сыщикова
Ты это раз пережила сама:
наткало солнце огненных волокон,
и вечер строил в тучах терема.
На землю упадала тихо тьма;
в последний раз огнем блеснувших окон
кивнули утомленные дома.
Шептали смутно близкие предметы,
сливаясь под покровом темноты:
«Всё в серый шелк одето,
мы рядом где-то
без света —
кто это,
я — или ты?»
Перевод А. Биска
И кто же ты, закат или рассвет?
Порой боюсь я утренних примет
и розы зорь хватаю торопливо,
а флейта утра мне поет» пугливо
о долгих днях, в которых песен нет.
Но кротки вечера в моей сени,
лежат, светлея, у меня во взоре.
Баюкаю я рощи, и они
в моих объятьях засыпают вскоре,
и мраку скрипок в их туманном хоре
всей темной сутью я сродни.
Перевод С. Петрова
Вечером стали опять
все на сирот похожи;
самые близкие тоже
чужими успели стать.
Словно из дальних краев,
держатся стен домов,
бредут пустыми садами,
ждут и не знают сами,
чего они ждут…
Чуть слышно незримые руки
собственной песни звуки
из жизни чужой зачерпнут.
Перевод Т. Сильман
Ночь, как город над долом, растет,
где, по темным законам,
переулки путем неуклонным
подошли к площадям утомленным —
там, где тысяча башен встает.
Кто же в городе черном живет,
чьи там вздохи цветут и улыбки?
Там, в садах, не боясь тишины,
в тайные танцы сплетаются сны,
и кто-то им вторит на скрипке.
Перевод А. Биска
Мне страшно прислушиваться к словам.
Так ясно люди говорят обо всем:
вот это собака, а это дом,
вот здесь конец, а начало там.
Страшна мне насмешек их злая игра,
они знают, что было, что может стать;